Высшая жертва — скрыть, что это — жертва.
Умирая, не скажу: была.
И не жаль, и не ищу виновных.
Есть на свете поважней дела
Страстных бурь и подвигов любовных.
Взгляд-до взгляда — смел и светел,
Сердце — лет пяти…
Счастлив, кто тебя не встретил
На своем пути.
Могу сказать о своей душе, как одна баба о своей девке: «Она у меня не скучливая». Я чудесно переношу разлуку. Пока человек рядом, я послушно, внимательно и восторженно поглощаюсь им, когда его нет — собой.
Милые! А может быть я так много занимаюсь собой, потому что никто из вас мною не занялся достаточно?
… И у меня бывает тоска. <...> От неё я бегу к людям, к книгам, даже к выпивке, из-за неё завожу новые знакомства. Но когда тоска «от перемены мест не меняется» (мне это напоминает алгебру «от перемены мест множителей произведение не меняется») — дело дрянь, так как выходит, что тоска зависит от себя, а не от окружающего.
Первая причина неприятия вещи есть неподготовленность к ней.
Человеческая беседа — одно из самых глубоких и тонких наслаждений в жизни: отдаёшь самое лучшее — душу, берёшь то же взамен, и всё это легко, без трудности и требовательности любви.
Люди ревнуют только к одному: одиночеству. Не прощают только одного: одиночества. Мстят только за одно: одиночество. К тому — того — за то, что смеешь быть один.
Самое большое (моё) горе в любви — не мочь дать столько, сколько хочу.
Я ненасытная на души.
Не верь «холодкам». Между тобой и мною такой сквозняк.
У меня особый дар идти с собой (мыслями, стихами, даже любовью) как раз не-к-тем.
Что-то болит: не зуб, не голова, не живот, не — не — не-… а болит. Это и есть душа.
Если душа родилась крылатой
Что ей хоромы — и что ей хаты!
