Занесенный в графу
С аккуратностью чисто немецкой,
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.
Его номер по книге:
«Три тысячи двести девятый».
«Обувь детская. Ношена.
Правый ботинок. С заплатой…»
Кто чинил его? Где?
В Мелитополе? В Кракове? В Вене?
Кто носил его? Владек?
Или русская девочка Женя?..
Как попал он сюда, в этот склад,
В этот список проклятый,
Под порядковый номер
«Три тысячи двести девятый»?
Неужели другой не нашлось
В целом мире дороги,
Кроме той, по которой
Пришли эти детские ноги
В это страшное место,
Где вешали, жгли и пытали,
А потом хладнокровно
Одежду убитых считали?
Здесь на всех языках
О спасенье пытались молиться:
Чехи, греки, евреи,
Французы, австрийцы, бельгийцы.
Здесь впитала земля
Запах тлена и пролитой крови
Сотен тысяч людей
Разных наций и разных сословий…
Час расплаты пришел!
Палачей и убийц – на колени!
Суд народов идет
По кровавым следам преступлений.
Среди сотен улик –
Этот детский ботинок с заплатой.
Снятый Гитлером с жертвы
Три тысячи двести девятой.
Анализ стихотворения «Детский ботинок» Михалкова
В произведении «Детский ботинок» Сергей Владимирович Михалков поднимает тему детства, опаленного и уничтоженного войной.
Стихотворение написано в 1944 году. Его автор – фронтовой корреспондент, побывавший и на передовой, и в окружении. Победу поэт встретил в Австрии. В основе стихотворения – подлинный случай. С. Михалков был потрясен увиденным в одном из освобожденных концлагерей. В жанровом отношении – трагедия, и обещание неотвратимости возмездия за нее. На примере лагеря Майданек, который был освобожден как раз летом 1944 года, можно представить размах организованного здесь «безотходного производства». Склад за крематорием предназначался для обуви. Сотни тысяч пар всех размеров, включая, разумеется, крохотную детскую. Не беда, если обувь была слишком ветхой, ведь всегда можно отодрать более-менее целую подошву, каблук, вынуть стельки, на худой конец. Все это «добро» вагонами отправлялось в Германию, к примеру, в фонд зимней помощи для бедных. Человек умеет придать и милосердию уродливые черты. В ребенке видели вещь, материал, а вот его ботинки ценились куда выше. Амбарные книги распухали от бесконечной переписи чужого, отнятого скарба. Детский ботинок – как история жизни, семьи, несбывшихся надежд и смерти от рук нелюдей. Жертвы из различных стран (чехи, французы, греки, русские) встретились здесь, чтобы вместе умереть. За плечами каждого – своя история отчаянного спасения, неудач или покорности перед страшной судьбой. Поэт с болью и гневом трижды повторяет «номер по книге», чтобы подчеркнуть масштаб злодеяния. Число точное, не округленное. За каждой цифрой – чья-то жизнь. Среди топонимов – еще и города: Мелитополь (Украина), Краков (Польша), Вена (Австрия). Особенно пронзительно звучат имена тех детей, кто мог бы носить этот «правый ботинок с заплатой»: Владек, Женя. Поэт словно хватается за голову и задается тысячей вопросов, на которые нет ответа: «неужели другой не нашлось дороги» для этих детей? Люди обращались к Богу, потеряв всякую надежду разжалобить палачей в человеческом обличье. «Час расплаты пришел!»: в этом восклицании – предчувствие Нюрнбергского процесса. «Снятый Гитлером»: поэт указывает на виновника общего бедствия и расчеловечивания. Поэт твердит этот номер, чтобы никто из организаторов и исполнителей не ушел от «суда народов».
Произведение «Детский ботинок» С. Михалкова – страшный документ эпохи, созданный после посещения освобожденного концлагеря.
класс