Тишина. И на крыше.
А выше-
Еще тише…
Без цели…
Граммофоном оскалены окна, как пасть волчья.
А внизу, проститутками короновавши панели,
Гогочет, хохочет прилив человеческой сволочи.
Легкий ветер цквозь ветви.
Треск вереска, твой верящий голос.
Через вереск неся едкий яд, чад и жуть,
Июньский день ко мне дополз,
Впился мне … прожалить грудь.
Жир солнца по крышам, как по бутербродам
Жидкое, жаркое масло, тек…
И Москва нам казалась плохим переводом
Каких-то божьих тревожных строк.
И когда приближалась ты сквозными глазами,
И город вопил, отбегая к кремлю,
И биплан твоих губ над моими губами
Очерчивал, перевернувшись, мертвую петлю, —
Это медное небо было только над нами,
И под ним было только наше — люблю!
Этим небом сдавлены, как тесным воротом,
Мы молчали в удушье,
Все глуше,
Слабей…
Как золотые чрепахи, проползли над городом
Песками дня купола церквей.
И когда эти улицы зноем стихали
И умолкли уйти в тишину и грустить, —
В первый раз я поклялся моими стихами
Себе за тебя отомстить.
