Кружевной и вечный, как утес,
далеко остался город Томск.
Прилетела. Тихо огляделась.
Словно на посту сторожевом,
высоки деревья в Стрежевом.
Я для них — никто.
И в этом прелесть.
Прелесть в том, что в цепкой суете
нас терзают те, кому мы — те,
кто зовется самым в жизни близким.
Я полетом душу тряхану,
от любви проклятой отдохну!
Я простором обопьюсь сибирским.
Ты прими меня, чужая жизнь,
за мою ладошку подержись,
лоб горячий, холодя, потрогай.
Я, в своей запутавшись судьбе,
хоть на миг да прислонюсь к тебе.
Даже это будет мне подмогой.
Потому что, мимо проскользя,
зла друг другу причинять нельзя.
Отдышусь — и что-то вновь забрезжит.
И, быть может, грешную, меня,
нежной, снежной свежестью звеня,
Стрежевое вынесет на стрежень!
>
