I.
Вотъ и у насъ заводятъ речъ о красныхъ,
Но, кажется, толкуютъ не впопадъ:
Не въ первый разъ, въ усильяхъ ежечасныхъ,
И все и всехъ мы корчимъ на подрядъ.
Легко мы поддаемся всякой кличке;
Къ лицу иль нетъ, а разомъ заклеймимъ:
Чего у насъ и неетъ, такъ по привычке
Мы прячемся подъ прозвищемъ чужимъ.
Что новаго Европа ни затеетъ,
Сейчасъ и мы со снимкомъ налицо,
И подъ узоръ французскій запестреетъ
Домашняго изданія дряньцо.
Куда-бы въ круть Европа ни свернула,
Къ ней на запятки вскакиваемъ мы:
У насъ, куда молва-бы ни подула,
Линяютъ сплошь и кожа и умы.
О красныхъ и у насъ забочусь мало:
Ихъ нетъ; а есть гнездо безцветныхъ лицъ,
Которыя хотятъ во чтобъ ни стало,
Нули, попасть въ строй видныхъ единицъ.
Начнутъ они пыхтеть и надуваться,
И горло драть надсаживая грудь,
Чтобъ покраснеть, чтобъ красными казаться,
Чтобъ наконецъ казаться чемъ-нибудь.
II.
Лобъ не краснеющій, хоть есть съ чего краснеть,
Нахальство языка и зычность медной груди,
Вотъ часто все, что надобно иметь,
Чтобы попасть въ передовые люди.
III.
Добчинскій гласности, онъ хочетъ,
Чтобъ знали, что Добчинскій есть:
Онъ рвется, мечется, хлопочетъ,
Чтобъ въ люди и въ печать залезть.
Двухъ мыслей сряду онъ не свяжетъ;
Но какъ къ журналамъ не прильнуть?
Сказать, онъ ничего не скажетъ,
А все-же тиснетъ что-нибудь.
Онъ гвоздь и вешалка дипломамъ,
Обвешенъ какъ лоскутный рядъ:
Онъ къ географамъ, къ агрономамъ,
Пристать и къ публицистамъ радъ.
Ко всемъ прилипнетъ многочленный,
Во все вобьется онъ какъ моль:
Всехъ обществъ членъ онъ непременный
И всюду непременный ноль.
Возникнетъ-ли въ среде журнальной,
Демократическій вопросъ?
Юлитъ онъ мухой либеральной
И высоко задравъ свой носъ.
Жужжитъ: прогресса мы предтечи.
А дело въ томъ, что его за,
О чемъ идутъ и толкъ и речи,
Не знаетъ и аза въ глаза.
Везде, где только есть возможность,
Заявитъ онъ свое словцо,
Свою на все готовую ничтожность
И глупостью цветущее лицо.
