Когда б я уголь взял для высшей похвалы —
Для радости рисунка непреложной,—
Я б воздух расчертил на хитрые углы
И осторожно и тревожно.
Чтоб настоящее в чертах отозвалось,
В искусстве с дерзостью гранича,
Я б рассказал о том, кто сдвинул мира ось,
Ста сорока народов чтя обычай.
Я б поднял брови малый уголок
И поднял вновь и разрешил иначе:
Знать, Прометей раздул свой уголек,—
Гляди, Эсхил, как я, рисуя, плачу!
Я б несколько гремучих линий взял,
Все моложавое его тысячелетье,
И мужество улыбкою связал
И развязал в ненапряженном свете,
И в дружбе мудрых глаз найду для близнеца,
Какого не скажу, то выраженье, близясь
К которому, к нему,— вдруг узнаешь отца
И задыхаешься, почуяв мира близость.
И я хочу благодарить холмы,
Что эту кость и эту кисть развили:
Он родился в горах и горечь знал тюрьмы.
Хочу назвать его — не Сталин,— Джугашвили!
Художник, береги и охраняй бойца:
В рост окружи его сырым и синим бором
Вниманья влажного. Не огорчить отца
Недобрым образом иль мыслей недобором,
Художник, помоги тому, кто весь с тобой,
Кто мыслит, чувствует и строит.
Не я и не другой — ему народ родной —
Народ-Гомер хвалу утроит.
Художник, береги и охраняй бойца:
Лес человечества за ним поет, густея,
Само грядущее — дружина мудреца
И слушает его все чаще, все смелее.
Он свесился с трибуны, как с горы,
В бугры голов. Должник сильнее иска,
Могучие глаза решительно добры,
Густая бровь кому-то светит близко,
И я хотел бы стрелкой указать
На твердость рта — отца речей упрямых,
Лепное, сложное, крутое веко — знать,
Работает из миллиона рамок.
Весь — откровенность, весь — признанья медь,
И зоркий слух, не терпящий сурдинки,
На всех готовых жить и умереть
Бегут, играя, хмурые морщинки.
Сжимая уголек, в котором все сошлось,
Рукою жадною одно лишь сходство клича,
Рукою хищною — ловить лишь сходства ось —
Я уголь искрошу, ища его обличья.
Я у него учусь, не для себя учась.
Я у него учусь — к себе не знать пощады,
Несчастья скроют ли большого плана часть,
Я разыщу его в случайностях их чада…
Пусть недостоин я еще иметь друзей,
Пусть не насыщен я и желчью и слезами,
Он все мне чудится в шинели, в картузе,
На чудной площади с счастливыми глазами.
Глазами Сталина раздвинута гора
И вдаль прищурилась равнина.
Как море без морщин, как завтра из вчера —
До солнца борозды от плуга-исполина.
Он улыбается улыбкою жнеца
Рукопожатий в разговоре,
Который начался и длится без конца
На шестиклятвенном просторе.
И каждое гумно и каждая копна
Сильна, убориста, умна — добро живое —
Чудо народное! Да будет жизнь крупна.
Ворочается счастье стержневое.
И шестикратно я в сознаньи берегу,
Свидетель медленный труда, борьбы и жатвы,
Его огромный путь — через тайгу
И ленинский октябрь — до выполненной клятвы.
Уходят вдаль людских голов бугры:
Я уменьшаюсь там, меня уж не заметят,
Но в книгах ласковых и в играх детворы
Воскресну я сказать, что солнце светит.
Правдивей правды нет, чем искренность бойца:
Для чести и любви, для доблести и стали
Есть имя славное для сжатых губ чтеца —
Его мы слышали и мы его застали.
(14 оценок, среднее: 3,93 из 5)
Как он мог ?!
Подонок может всё. И подлизнуть во спасение своей жалкой никчёмной жизни.
Просто хотелось жить. Нам трудно понять. Но это можно понять. Страшное время большого террора.
Ольга Владимировна, ваш недуг не лечится, но обнародовать его уже не модно. Страшное время террора — это ваш любимый власовец путин. А Сталин — это для Людей, а не для подонков типа Оськи Мандельштама, который хотел как и Булгаков выслужиться данной одой, но лизоблюдства Иосиф Виссарионович не терпел и правильно делал.
А сейчас стихи вождям пишут?
Объективно, худший стих Мандельштама.
Поверьте, этот стих куда более страшнее был для Сталина, чем „Мы живём под собою не чуя страны». Название Ода очень затуманивает взгляд, но вчитайтесь — за такое стихотворение гораздо больше причин отправить в лагеря. Почитайте построчный анализ этого стиха у Бродского.
Как ОН мог — понятно. В то время. И потом — он реабилитировал себя «Мы живем, под собой не чуя страны…» — ценой собственной жизни. А вот как могут воспевать его нынешние сейчас… Когда уже все предельно ясно о том времени.
Учите историю. Ниже вам уже разъяснили по датам его стишков. Мандельштам как глупый человечишка сначала облажался своим гонором, а потом поспешил подтереть собственное д…мо данной одой, но это выглядело ещё более глупо и нелепо.
Дарина, не позорься, какая реабилитация «Мы живем, под собой не чуя страны…» было написано в 1934 году, ОМ сослали в ссылку — на Урал, при этом дали право выбора, он попросил Воронеж — и с разрешения Сталина ему разрешили туда уехать, а «Ода Сталину» была написана уже в ссылке в 1937 году, ОМ — просто хотел выслужится и вот уже за «Оду» получил 5 лет лагерей
А Вы правда не слышите, что здесь гораздо больше, в разв больше желчи и остроты чем в „Мы живём под собою не чуя страны» ? Здесь гораздо больше возмущающего для Сталина…
Сын сапожника, поставивший на колени перед нашей Родиной весь мир достоин оды куда лучше этой оськиной писанины
А хорошо ли ставить на колени весь мир? Чем-то Гитлеровским пахнет… А насчёт оды Вы правы, Осип Эмильевич здесь Сталина вовсе не прославляет, а достаточно остро и едко высмеивает.
Сталины, белые, красные…Это не инопланетяне вовсе. Это наш народ. Четыре года только официально гражданская шла. И доносили друг на друга, и в застенках показания выбивали кто? Правильно…А Мандельштам знал, чем рискует, сотворив оду, где почти в каждой строке — подстёб над отцом народов. Смелый человек. Респект.
Всё-таки граждане СССР умели как писать, так и читать между строк. Научили. Нынешние увы. Судя по комментам, 4 из 5 даже не поняли замысла стихотворения, идеи автора. Но! Согласно правилам жизни в соцсетях, главное — чой-нибудь непременно прокомментировать… Вот и я туда же скатываюсь. Будут ли прежние?…
Абсолютно согласен! „Ода» гораздо более желчна, как говорил Бродский : „Будь я Сталин, я бы растерзал его (Осипа) именно за оду»
Что у него было за душой мог бы сказать только он сам.
Ода совершенна ещё и тем, что в ней есть Сталин. ВЕСЬ Сталин. Самое гениальное в оде — это когда подготавливаемое в конце ИМЯ не называется. Никто из всех поэтов на земле не восславил Сталина больше, чем этим вот апофатическим восхвалением в последней строчке.
Круть. Как вдохновенно подонок восславляет, как бы, палача. Какие проникновенные слова находит…
Согласен с грубоватым оппозиционером.Какой к черту скрытый смысл?До ОДЫ я было поверил в еврейскую храбрость…
Да они так все «геройствовали» — и Оська, и Булгаков, и Ахматова и иже с ними. «Г…о нации» — что с них взять?
Некоторые говорят, что мандельштама «попросили » посадить собственные друзья. Оду не понял.