Хоть прошло довольно много
лет с минувшей той войны,
славе мёртвых — слава богу —
мы по-прежнему верны.
Ну а если через годы,
чудом, правда, но живой,
он, единственный из взвода,
после всех пришёл домой?
Через много лет вернулся,
рядовой из рядовых,
что со смертью разминулся
на дорогах фронтовых…
Мы живущих привечаем.
Как у нас заведено,
с Днём Победы поздравляем,
сердцем чествуем их, но…
Он-то принял столько боли
на немыслимом пути,
что иным и малой доли
не пришлось перенести.
…Автоматы смотрят тупо.
И в ночи прощальный крик.
И очнулся среди трупов,
средь товарищей своих.
Дрожью сердца не унизил,
но изведал столько бед,
что бывает в этой жизни
раз один за сотню лет,
что теперь — под мирной крышей —
снятся до сих пор бои,
что всё плачет, как услышит:
«Не тревожьте, соловьи!»
Он на болести не ропщет.
Он не зря со всех сторон
снисходительностью общей,
как забором, обнесён.
И в метро ему прощали,
что маршрут позабывал,
что на ватничек медали
он, нескромный, надевал.
Хоть не множество регалий
заслужил он, но порой
журналисты набегали,
да рассказчик он плохой.
Усмехалася невестка —
скоро деду выйдет срок!
Старикан впадает в детство —
пусть потешится чуток!
…Кто не дожил — те герои,
и расчёты тут просты.
Им приносят дети строем
магазинные цветы.
Одного не знают дети
в славных поисках своих,
что погибшим в лихолетье
он роднее всех живых.
Но ему в конечном счёте
разве нужен тот венок?
«Кто в могиле — те в почёте,
это правильно, сынок…»
Те не могут ни озлиться,
ни за ближнего вступиться,
ни молчаньем оскорбить,
ни квартиру попросить.
Им — и траурные марши.
Им — и песни, и стихи.
А ему: «Скрипишь, папаша?
Ну валяй, скрипи, скрипи!»
Ах, как злое слово ранит,
как казнит недобрый взгляд!
Века буйный темперамент
в наше время грубоват.
Помогают по указке,
окликают на бегу…
Не жилплощади, а ласки
не хватает старику.
Не хватает пониманья,
обороны от обид…
Эхо прошлого страданья
в нём по-прежнему звучит.
…Все уйдут в прощальном марше,
все уйдут — солдат, комдив.
Рядовому славы нашей
поклонись, пока он жив!
