1
Трикраты страшные власы встряхнул Зевес,
Подвигнул горы тем моря, поля и лес.
(I, 179-180)
2
Уже юг влажными крилами вылетает,
Вода с седых власов и дождь с брады стекает,
Туманы на лице, в росе перната грудь.
Он облаки рукой едва успел давнуть,
Внезапно дождь густой повсюду зашумел.
(I, 264, 266-269)
3
Из рук мужских назад поверженные камни
Прияли мужеск вид, из женских рук вид женский:
Оттуду род наш тверд и сносит труд великий.
И тем, откуду взят, довольно доказует.
(I, 411-415)
4
Беда мне, что трава любви не исцеляет,
И чем я всех лечу, то мне не помогает!
(I, 523 -524)
5
Едва она свою молитву окончала,
Корой покрылась грудь, оцепенели члены,
И руки отрасльми и ветьвями власы
Глава вершиною и ноги корень стали.
Однако Феб любя, к стеблу рукой коснулся,
Почул, как бьется грудь под новою корою.
(I, 548 -554)
6
Поставлен на столпах высоких солнцев дом,
Блистает златом вкруг и в яхонтах горит,
Слоновый чистый зуб верьхи его покрыл,
У врат на вереях сияет серебро.
Но выше мастерство материи самой:
Там море начертал кругом земли Вулкан,
И землю, и над ней пространны небеса.
(II, 1-7)
7
И как туда пришла военная Минерва
И стала у дверей, что в дом вступить не можно,
Толкнула в них копьем, отверзся скоро вход,
Увидела внутри, как зависть ест змию
И кровию ее свою питает злобу.
Узрела и свой взор богиня отвратила.
Она встает с земли, оставив ползмеи.
Ленивою ногой к богине подошла,
И видя, что она красно воружена,
Вздохнула и, лице нахмурив, восстенала.
Всегда бледнеет зрак и кожа на костях,
Глядит из-под бровей, и ржавчина в зубах,
Желта от желчи грудь, и яд течет с языка.
(II, 765-777)
8
Ты львиною покрыт был кожею в бою
И с острым копием десницу заносил;
Но лучше был ружья твой мужественный дух.
(III, 52-54)
9
Где прежде он гонял, тут сам уж убегает.
(III, 228)
10
В одну погибнет ночь с любовницей любовник!
Достойна ты была прожить должайший век.
Но я повинен в том, я твой губитель стал,
Что в полночь приказал прийти в места опасны
И сам не упредил своим тебя приходом.
О вы, ужасны львы, сбегайтесь из пещер
И рвите челюстьми мою повинну плоть.
Но знак боязни есть желать лишь только смерти.
(IV, 108 -115)
11
Старается во сне свой голод утолить,
Но движет лишь уста и зуб на зубе трет,
Он думает, что ест, но токмо льстится тем,
И вместо пищи ветр глотает лишь пустой.
Но как уже алчба отгнала сон его,
Почувствовал огонь на тощем животе
И тотчас просит всё, что воздух и земля
И что родят моря; но голоден при всем.
Уж полные столы неполны перед ним;
Чем град доволен весь, он тем один не сыт.
(VIII, 824 -833)
12
Он, гневом воспален, возвел свирепый взор
На илионский брег, где гречески суда,
И, руки протянув, вскричал: «О сильный боже!
Пред флотом я в суде, и мне Уликс соперник!»
(XIII, 3-6)
13
Выходит Гектор сам, богов на брань выводит,
И где стремится он, там сильные трепещут,
Не токмо ты, Уликс: толь страшен он в полках!
(XIII, 82 -84)
14
Устами движет бог; я с ним начну вещать.
Я тайности свои и небеса отверзу,
Свидения ума священного открою.
Я дело стану петь, несведомое прежним;
Ходить превыше звезд влечет меня охота,
На облаках нестись, презрев земную низкость.
(XV, 143 -149)
15
Раздранный коньми Ипполит
Несходен сам с собой лежит.
(XV, 524 -529)[1]
[1]варианты
1-6
Соч. 1784 Я таинства хочу неведомые петь,
На облаке хочу я выше звезд взлететь,
Оставив низ, пойду небесною горою,
Атланту наступлю на плечи я ногою.
