Шумят ак-манайские вязы,
Камням и корням лозняка
Плетет потихоньку рассказы
Живая струя родника.
Меж листьев от солнца обронен
На дно родника золотой.
Здесь, кажется, был похоронен
Когда-то какой-то святой.
Давно меж людьми позабыто
Прозванье его и труды.
А сколько здесь было испито
Прозрачной холодной воды!
И сколько здесь было от веку
И скрылось людей вдалеке —
Не может сказать человеку
Родник на своем языке.
Я в тонком, прозрачном скольженье
Воды между мелких камней
Чужое искал отраженье,
Свое оставляя на ней.
Звенела над клевером пчелка.
От облака тень проплыла.
К воде подошла перепелка
И долго по капле пила.
Потом оглянулась с опаской
И скрылась в траве вырезной.
Я ждал, что появится сказка,
Пройдет по тропинке лесной.
Но сказка не вышла. А вышел,
Кусты раздвигая, плечист,
Седого ольшаника выше,
Чумазый, как черт, тракторист.
До пояса голое тело
Загаром цвело горячо.
Полдневное солнце присело,
Как беркут, к нему на плечо.
Он пил, умывался. Был вкраплен
В струю ледяную на дне.
И плавились крупные капли
На смуглой широкой спине.
Травинкой любой узнаваем,
Довольный своею судьбой,
Ушел он, веселый хозяин,
И сказку увел за собой.
