Дворовые зовут его Арашкой…
Ученые назвали бы ара;
Граф не зовет никак, а дачники милашкой
И папенькой…
Бывало, я с утра
Росистою дорожкою по саду
Пойду гулять,- он на одной ноге
Стоит на крыше и кричит: «Эге!
Bonjour!» Потом хохочет до упаду,
За клюв схватившись лапою кривой,
И красною качает головой.
Никто не помнит, как, когда, откуда
Явился в дом Арашка… Говорят,
Что будто с корабля какого-то, как чудо,
Добыл его сиятельный…
Навряд!
Мне кажется, Арашку подарили —
Или визирь, иль pospolita rada, или —
Не знаю кто. Быть может, что сама
Державина бессмертная Фелица?..
Положим — так…
А попугай — все птица…
Он не забыл Америки своей,-
И пальмовых лесов, лиановых сетей,
И солнца жаркого, и паутины хочет,
А над березами и соснами хохочет…
Не знаю, почему припомнилось…
Читал
Когда-то я индийское преданье
О племени… Забыл теперь названье,
Но только был героем попугай…
Вот видите… в Америке есть край,
На берегах — пожалуй — Ориноко.
Там ток реки прорыл свой путь глубоко
Сквозь кручу скал… И брызжут, и гремят,
И в прорезь рвутся волны… Водопад…
Сюда-то в незапамятное время
Укрылося войной встревоженное племя
Затем, чтоб с трубкой мира отдохнуть
В тени утесов и пещер прибрежных
От дней, вигвамам тяжких и мятежных;
Пришло сюда и кончило свой путь…
И спит теперь от мала до велика
В пещере: всех горячка унесла…
Но нет, не всех: осталася улика,
Что был народ какой-то, что была
Когда-то жизнь и здесь…
Над водопадом,
На выступе гранитных скал, сидит
Седой ара и с потускневшим взглядом
На языке утраченном кричит
Какие-то слова…
И наотмашку
Гребет веслом испуганный дикарь;
Всё — мертвецы, а были люди встарь…
