Посвящается А. Галичу
Эта женщина недописана,
Эта женщина недолатана.
Этой женщине не до бисера,
А до губ моих – Ада адова…
Этой женщине только месяцы,
Да и то совсем непорочные.
Пусть слова ее не ременятся,
Не скрипят зубами молочными.
Вот сидит она, непричастная,
Непричесанная, ей без надобности.
И рука ее не при часиках,
И лицо ее не при радости.
Как ей хмурится, как ей горбится,
Непрочитанной, обездоленной.
Вся душа ее в белой горнице,
Ну, а горница недостроена.
Вот и все дела, мама-вишенка!
Вот такие вот, непригожие.
Почему она – просто лишенка.
Ни гостиная, ни прохожая?
Что мне делать с ней, отлюбившему,
Отходившему к бабам легкого?..
Подарить на грудь бусы лишние,
Навести румян неба летного?!
Ничего-то в ней не раскается,
Ничего-то в ней не разбудится,
Отвернет лицо, сгонит пальцы,
Незнакомо-страшно напудрится.
Я приеду к ней как-то пьяненьким,
Завалюсь во двор, стану окна бить,
А в моем пальто кулек пряников,
А потом еще что жевать и пить.
Выходи, скажу, девка подлая,
Говорить хочу все, что на сердце…
А она в ответ: «Ты не подлинный,
А ты вали к другой, а то хватится!»
И опять закат свитра черного,
И опять рассвет мира нового,
Синий снег да снег, только в чем-то мы
Виноваты все невиновные.
Я иду домой, словно в озере
Карасем иду из мошны.
Сколько женщин мы к черту бросили –
Скольким сами мы не нужны!
Эта женщина с кожей тоненькой.
Этой женщине из изгнания
Будет гроб стоять в пятом томике
Неизвестного мне издания.
Я иду домой, не юлю,
Пять легавых я наколол.
Мир обидели – как юлу –
Завели… забыв на кого?
