Собравшись лев зверей ловить,
Осла в числе своих придворных приглашает,
Чтоб на охоту с ним сходить.
Осел дивится и не знает,
Как милость эту рассудить,
Затем что этого родясь с ним не случалось.
И сглупа показалось
Ему,
Что милость льва к нему
Такая
Его особу уважая.
«Вот, — говорит, —
Вся мелочь при дворе меня пренебрегает,
Бранит
И обижает;
А сам и царь,
Мой государь,
Сподобил милости, не погнушавшись мною;
Так, знать, чего-нибудь я стою.
И не дурак ли я, что всё я уступал?
Нет, полно уступать!» — сказал.
Как член суда иной, что в члены он попал,
Судейскую осанку принимает,
Возносится и всех ни за что почитает,
И что ни делает, и что ни говорит,
Всегда и всякому, что член он, подтвердит;
И ежели кого другого не поймает,
Хотя на улице к робятам рад пристать
И им, что членом он, сказать.
В письме к родным своим не может удержаться,
Чтоб членом каждый раз ему не подписаться;
И, словом, весь он член, и в доме от людей
Все член по нем до лошадей.
Так точно и осел мой начал возноситься,
Не знает, как ему ступить;
Сам бодрости своей не рад. Чему-то быть!
Не всякому ослу случится
Льва на охоту проводить.
Да чем-то это всё решится?
Осла лев на охоту брать…
Чтоб с царской милостью ослу не горевать.
Зверей, которых затравили,
Всех на осла взвалили,
И с головы до ног всего
Обвесили его.
Тогда осел узнал, что взят он на охоту
Не в уважение к нему, а на работу.
