В ту ночь мне снился без конца неузнанный мертвец
И голос говорил: — Пора, там ждет тебя отец.
Но почему-то медлил я над трупом молодым.
И вдруг я понял: это я. Он трупом был моим.
Но он, я посмотрел в лицо, красивей и юней.
Ведь я его превосходил живучестью своей.
Я нежно приподнял его, я нес его во сне.
«Какой он легкий, — думал я, — тяжелое во мне».
Внезапно страшно стало мне, не за себя, за мать.
Так в детстве страшно было ей на рану показать.
«Скорей, скорей, — подумал я, — я должен спрятать труп,
В густом орешнике в тени, задвинуть за уступ».
Пусть думает, что сын забыл… Не еду, не лечу…
Неблагодарность сыновей им все же по плечу.
По жизни матери моей (не обошла судьба)
Плывут, на люльки громоздясь, жестокие гроба.
«Не надо прятать ничего», — мне разум повторял.
«Нет! — я шептал ему во сне. — Ты близких не терял».
Я пробудился, я лежал среди ночных светил,
Рассветный ветер с ледника мне спину холодил.
Костер привальный догорал, едва клубился дым.
И серебрился перевал под небом ледяным.
Там караванный Млечный Путь светил моей душе,
А рядом спал товарищ мой с рукою на ружье.
Я головешки подтянул, чтоб не бросало в дрожь,
И я поверил в этот миг, что есть святая ложь.
