Он долго растравлял любовный трепет под
Сутаной черною и руки тер в перчатках,
Метался и желтел, беззубый скаля рот,
Пускал слюну тайком и жил в мечтаньях сладких.
— Молитесь, братие… — Но дерзкий сорванец
Взял за ухо его движеньем беззаботным
И, мрачно выругавшись, разодрал вконец
Сутану черную на этом теле потном.
Возмездье! Сорвана одежда с подлеца,
Прощенные грехи с начала до конца
Ханжа, как четки, перебрал в уме и, бледен,
Готов был выстоять еще хоть сто обеден.
Но человек забрал все, чем силен монах,
И с головы до пят Тартюф остался наг.
>